В какой-то миг, когда она еще так безмятежна и счастлива, все рассыпается. Мир сначала дает трещину, а потом распадется на куски — стремительно и бесповоротно. Она еще не может поверить в это, но уже сгребает осколки детскими ручками, в надежде все вернуть как было. Потом отворачивается. Невыносимость побеждает. И в этот момент, когда она предельно уязвима, раздавлена катастрофой, звеняще одинока, она дает себе нерушимую детскую клятву: «Я так никогда не поступлю! С моими детьми никогда такого не случится!»
Это ее спасает. Придает смысл. Потому что секундой ранее ей хотелось исчезнуть, даже не умереть, исчезнуть, как будто бы никогда не рождалась.
Теперь она спасена, есть для чего жить. Вырасти и все изменить.
Через десятилетия она по-прежнему больше всего будет бояться беспомощности, и потому она будет мочь.
Мочь так сильно, что в какой-то момент начнет разрушаться, ведь даже у металла есть усталость. Она не будет знать, что такое выспаться, потому что она никогда глубоко не спит. Покой ей даже не снится, она в него просто не верит. Она верит только в то, что катастрофы случаются, и в них можно рассчитывать только на себя. А для этого, каждый день, каждую минуту нужно быть в тонусе.
Доверие, радость, легкость, безмятежность, спонтанность — слова чужого, неведомого ей языка. Контроль, самокритика, напряжение, стыд, вина, тревога — то, из чего она состоит.
Детская клятва все эти годы требовала этих жертв и постоянного, но незаметно следила: не расслабляйся! Помни для его ты выжила, чтобы не повторять! Нельзя чтобы что-то подобное снова произошло, ни в коем случае, что угодно, только не это… Она даже не замечает, как именно она воспроизводит и повторяет все то, над чем когда-то так отчаянно и чистосердечно клялась.